Решаем вместе
Есть вопрос? Напишите нам

Материалы

Журнальный столик. Июнь 2017 г. Смена

«СМЕНА» № 6

 

Хотя в историческом сознании Крымская война ассоциируется с одноименным полуостровом, боевые действия велись во многих уголках империи – от Балтики до Тихого океана. В частности, на Белом море. 20 июля 1854 года у стен древнего Соловецкого монастыря произошло удивительное сражение.

С началом Крымской войны расположенный на островах Белого моря Соловецкий монастырь был оставлен без должной защиты, военный гарнизон как таковой в нем попросту отсутствовал. В монастыре оставались лишь монахи, трудники, немногочисленные арестанты и полусотенная престарелая инвалидная команда, охранявшая их.

В разгар лета 1854 года в бухту Благополучия Большого Соловецкого острова вошли два британских пароходофрегата, усиленные мощной осадной артиллерией: шлюп «Бриск», на котором находился командующий английской эскадрой в Белом море коммандер Эрасмус Омманней, и корвет «Миранда» под началом Эдмунда Лайенса. Намерения противника в реалиях военного времени, в общем-то, были понятны: захват обители и организация на островах архипелага опорной базы для последующих рейдов для уничтожения инфраструктуры на побережье Белого моря.

Оборону монастыря возглавил энергичный и деятельный настоятель, в прошлом полковой священник архимандрит Александр (Павлович). Но когда он стал проводить ревизию вооружения обветшавшей обители, оказалось, что старинные ружья от времени проржавели и уже ни на что не были годны, а из двух десятков пушек в исправном состоянии оказалась лишь пара.

Увидев перед собой средневековую крепость, противник первоначально предложил монастырю сдаться. Однако предложение было категорически отвергнуто. Тогда англичане начали бомбардировку: за девять с половиной часов непрерывного обстрела они выпустили по обители 1800 ядер. Их с лихвой, по словам самого Омманнея, хватило бы для полного уничтожения не только Соловецкой крепости, но и нескольких европейских городов. Однако ... стенам и постройкам в целом не был нанесен даже сколько-нибудь значительный урон: многие ядра перелетали монастырь, падали в Святое озеро за его стенами и/или не разрывались. Более того, не был убит или ранен не только ни один из воинов обители, но даже гнездившиеся в монастыре птицы с птенцами! Защитники были уверены, что произошло не иначе как чудо: по их молитвам и вере благодаря заступничеству святых (все время обороны в монастыре непрестанно молились) враг не смог причинить Соловкам сколько-нибудь значительного вреда.

А вот островитяне из устаревших, допотопных орудий нанесли английскому корвету «Миранда» серьезное повреждение, едва не потопив его. В результате британцы, уверенные, что Большой Соловецкий остров обороняет мощный русский отряд (на самом деле в прибрежных кустах и деревьях прятались немногочисленные ополченцы с никуда не годными ружьями), даже не рискнули высадить десант и на следующий день с позором удалились.

В том же году настоятель монастыря удостоился встречи с императором Николаем I, который наградил архимандрита Александра за отражение вражеского нашествия наперсным крестом с бриллиантами. После окончания Крымской войны, уже при Александре II, лично посетившем обитель в 1858 году, наград удостоились и многие другие защитники Cоловков.

Сам же монастырь возобновил знаменитое «Соловецкое богомолье», превратившись в России в объект массового паломничества.

Дмитрий Зелов «СОЛОВЕЦКИЙ ЭПИЗОД»

 

Полвека проработал он московским хроникером и бытоописателем. Его знала вся Москва — писатели и журналисты, артисты и художни­ки, полицейские и воры с Хитровки, миллионеры и нищие попрошай­ки — так называемое «дно» города и так называемый «свет». Влади­мир Алексеевич Гиляровский поражал удивительной цельностью и своеобразием своей натуры. Он был необычен во всем — в своей биографии, внешности, в своей разносторонней бурной талантливо­сти. Силач, способный завязать узлом железную кочергу и свернуть в штопор серебряную ложку, он обладал тонким умом, большими зна­ниями во всех областях жизни, сильным и отточенным пером, которое не­изменно привлекало к его репортажам и книгам внимание читателей.

Дядя Гиляй, как его все называли, дружил с Чеховым, Куприным, Бу­ниным, Шаляпиным, многими актерами и художниками. Он был обая­телен своей мужской красотой и статью. Репин написал с него одного из казаков своей знаменитой картины «Запорожцы пишут письмо турецкому султану». Скульптор Андреев лепил с него Тараса Бульбу для барельефа на памятнике Гоголю.

Влади­мир Алексеевич был не просто популярен, он был любим москвичами. Ему везде были рады, будь то светский прием, актерская вечеринка или воровской кутеж в притонах Тишинки. Все знали, за дядей Гиляем «не заржавеет», сегодня ты поделишься с ним информацией, а завтра он тебе поможет — даст взаймы денег, о которых тут же забудет, «вытащит» из участка, познакомит с нужными людьми или окажет протекцию именно в тот момент, когда она особенно нужна. Да еще и напишет о тебе такое, что в миг знаменитым станешь. Многим казалось, что дядя Гиляй — неизменный атрибут Москвы, как Кремль или собор Василия Блаженного. Но эта незыблемость положения и искренняя признательность москвичей появились не сразу, они были завоеваны повседневным трудом, талантом и любовью к  Москве и людям.

Алла Зубкова «ПЕВЕЦ МОСКВЫ»

 

Французский король Людовик IX Святой вошел в мировую историю как справедливый и мудрый правитель. Благодаря ему Франция пережила духовный расцвет, которого до этого не видело ни одно европейское государство. Все это подарило монарху уважение народа, его любовь и признание.

По законам, принятым этим королем, Франция жила едва ли не несколько столетий. Во всяком случае, до тех пор, пока династию Капетингов не сменила на французском троне династия Валуа. 

Сохранился рассказ о том, как Людовик после обедни выходил из дворца, садился под дубом и выслушивал жалобы всех. Немаловажным изменением было внедрение системы превоте. Проще говоря, король разделил свою страну на 12 четко обозначенных округов. Это позволило разрешить все недопонимания, связанные с правом вассала на землю. К тому же Людовик Святой ввел единую государственную валюту, которая действовала на всей территории Франции.

Но Людовик Святой вошел в историю не только как мудрый правитель, но и как страстный, как бы сегодня выразились, коллекционер. В основном он собирал христианские святыни. Среди них — терновый венец и два фрагмента Креста; цепи, которыми Христос был прикован к столбу, и плат Вероники с нерукотворным ликом; камень Гроба Господня и копье сотника Лонгина; часть плащаницы и полотенце с Тайной вечери. 

Изначально эти реликвии были православными. Веками они хранились в дворцовой часовне византийских императоров в Константинополе, а потом поступили в открытую продажу. Христианские ценности оказались «на рынке», когда Константинополь захватили рыцари Четвертого крестового похода. В 1203 году возникла Латинская империя, которая существовала 57 лет, пока византийцы не отбили столицу. К тому времени как Людовик начал собирать свои сокровища, империя переживала кризис, денег отчаянно не хватало, и латинский император Балдуин II де Куртене принялся распродавать христианские святыни.

Терновый венец он заложил венецианскому патрицию, а выкупить обратно его не смог — и в 1239 году Венеция продала это орудие Страстей Людовику. Встреча реликвии стала большим христианским и политическим праздником. Благодаря этому перемещению Париж стал новым «небесным Иерусалимом», Франция — «Землей Обетованной», а Людовик — преемником ромейских императоров.
Король стал охотиться за другими закладами разорившегося Балдуина II. Послы Людовика отправились в Сирию и выкупили у тамплиеров-ростовщиков несколько предметов, в том числе Крест Распятия. Третью партию приобрели непосредственно в Константинополе. К 1247 году Людовик купил практически все священные реликвии, остававшиеся в руках латинян, — 22 предмета. Реликвиям требовался достойный дом. В 1248 году в Париже построили «святую капеллу» — Сент-Шапель, один из главных шедевров готической архитектуры. Помимо византийских реликвий, в ней хранились и другие святыни, например «ребро Марии Магдалины».

В капелле сохранился самый полный ансамбль витражных окон XIII века. За 800 лет витражи пострадали во время пожаров, революций и войн. В начале XIX века часть из них была снята, а в капелле разместился архивный склад. Фрагменты уцелевших окон хранятся в музеях Парижа, Лондона и Филадельфии.

Сокровища капеллы французские короли использовали, когда не хватало денег: например, Екатерина Медичи забирала оттуда драгоценности на продажу. Во время Французской революции все драгоценности были национализированы и отправлены на переплавку или аукционы, а христианские реликвии — уничтожены. Из всего списка покупок Людовика сохранились только венец и фрагменты Креста (сегодня хранится в Нотр-Даме), которые экспонировались в музеях Московского Кремля в нынешнем году. 

Светлана Бестужева-Лада «ЛЮДОВИК СВЯТОЙ»

 

«Алябьев упорно вышагивал в клетушке каземата. Тишь давила безысход­ностью. Бессонная ночь незаметно переходила в утро. Проступили конту­ры решетчатого окошка, свет упал и на топчан. Предметы эти закреплены прочно и надолго. Но все серо и уныло-тоскливо. Время как бы останови­лось, диктовало иной отсчет.

Эхом в сознании Алябьева звучали обрывки фраз. Недобрых, сабельно-болевых. Ранящих. Мозг сверлило не исчезающее абсурдное обвинение: «Подозреваетесь в убийстве...»

Остановившись, арестант подумал: «Так могут обвинить и ангела, и чер­та. .. Адова симфония жизни! — Мысли громоздились, лавиной неслись в го­лове, опережая одна другую. — Французы не полонили, а здесь, дома, в Мо­скве. .. Нет, чушь... Давыдов говорил, что плен для живого — еще не смерть. Неволя только для мертвых — там, в могиле, конец. А здесь, на земле... не­воля вроде жизни, только без игры твоей. Но ты — игрок. Потому что жив. Играй. Думай».

Рассказ Анатолия Крищенко

«ПАРДОН, МАДАМ-С!»

 

В середине XVIII века дела в Велико­британии шли не очень хорошо. То страна проигрывала важные сраже­ния, то бунтовали шотландцы. Голод и высокие налоги вызывали недо­вольство народа. Требовалась сме­на правительства.

И на этом фоне важнейшим событием стали выборы в парламент 1754 года. Премьер-министру лорду Генри Пэламу и его брату Томасу Пэламу, герцогу Нью­каслу, сосредоточившему в своих руках всю власть в стране, нужны были послушные, управляемые пар­ламентарии. И они организовали правильные, как сказали бы сегод­ня, выборы. О них в народе ходили самые разные слухи, говорили — и не без оснований, — что места в парламенте покупались за хоро­шие деньги.

В результате таких «честных» выборов парламентария­ми становились богатые помещики, банкиры и промышленники. Но про­дажа мест в парламенте была не новостью, а вот поистине свежим словом в процедуре выборов ста­ло использование в качестве изби­рателей людей слабоумных, а то и совсем сумасшедших, весьма цен­ным электоратом были и плохо со­ображавшие старики-маразмати­ки, больные, умирающие, — все убогие и сирые, кто был готов за небольшие деньги отдать свой го­лос за того, за кого скажут... Вот это уже было настоящее «новатор­ство»!

Эти выборы потрясли многих. С омерзением наблюдал за проис­ходящим и великий английский ху­дожник Уильям Хогарт, автор попу­лярнейших циклов картин, обличав­ших нравы современников. Гравю­ры его картин расходились по всей стране, их с радостью покупали и богачи, и бедняки, ведь темами его произведений были не какие-то отвлеченные сюжеты, не библей­ские или исторические истории, ко­торые создавали модные живописцы. На его полотнах и гравюрах была са­ма жизнь, жизнь его друзей и недру­гов, жизнь простых лондонцев, со всеми их пороками и высокими поры­вами души. Художник искренне лю­бил людей, несмотря на все их несо­вершенства, а потому в его картинах, порой весьма острых, честных, дале­ко не комплиментарных, чувствова­лась искренняя боль, сочувствие.

Хогарт немало повидал в своей жизни гнусного и отвратительного, но выборы 1754 года поразили его своим неприкрытым цинизмом и ложью. Раньше он говорил в основном о нравственных пороках соотечественников, но теперь решил создать первый в своей жизни политический цикл: серию из четырех картин, кото­рая так и называется — «Выборы».

Ирина Опимах  «УИЛЬЯМ ХОГАРТ. «ВЫБОРЫ»