Материалы

Журнальный столик. Ноябрь 2017 г. Родина

Подробности

Создано 27.11.2017 13:03

Просмотров: 2981

«РОДИНА» № 11

Профессор Санкт-Петербургского государственного университета, доктор исторических наук Борис Миронов написал, пожалуй, главную научную работу к столетию русских революций 1917 года. Трехтомник "Российская империя: от традиции к модерну" одновременно стал фундаментальным трудом по исторической социологии, антропометрической, экономической и демографической истории России. Впрочем, не все коллеги ученого разделяют его оценки.

Но Борису Николаевичу не привыкать идти наперекор. Самый оспариваемый историк России тоже совершил революцию - в оценке событий 1917 года.

«Традиционная история так или иначе строится главным образом вокруг политических событий, общественных движений и течений, я же попытался изучить, чем и как люди жили, во что верили, чем руководствовались в поведении. Но меня интересовал не отдельный человек и его повседневный быт, а большие социальные и профессиональные группы, сословия и классы, процессы, в которые они были включены.

Не хочу обидеть коллег, но большинство их работ - монографии, углубленное изучение одной или нескольких тесно связанных между собой тем. Аналогом в литературе является повесть - последовательное изложение сюжета, ограниченное минимумом сюжетных линий. В них нет панорамы общественной и социальной жизни, хронологической глубины»

Борис Миронов

«ОЦИФРОВАННАЯ РЕВОЛЮЦИЯ» 

Шел к завершению первый год советской власти.

К деревянной скамейке рядом с памятником Пушкину, что на Тверском бульваре в Москве, необычайно легкой походкой подошла и с неизъяснимой грацией присела пожилая дама из "бывших". Она прямо держала спину и не испытывала нужды откинуться на спинку скамьи. Дама была изящно и с большим вкусом одета, в ее маленькой аристократической ручке был зажат небольшой букетик цветов, а живые блестящие глаза обращены к монументу.

Дочь камер-юнкера с 600-летней родословной, воспитанница Института благородных девиц, фрейлина цесаревны, а затем императрицы Марии Александровны, вдова генерала умерла от голода в 1919 году…

О трагической судьбе старшей дочери А. С. Пушкина поведал

 Аркадий Моряков

«МОЯ БЕЗЗУБАЯ ПУСКИНА» 

В дневнике, хранящемся в Bentley Historical Library of the University of Michigan и переведенном мной, капрал роты G 339-го полка армии США Джон Х. Турнман рассказывает об интервенции на русском Севере в 1918-1919 годах. Его бесхитростные и откровенные записи заставляют взглянуть без прикрас на кровавые будни навязанной войны в глухом лесном краю. В полном объеме дневник впервые опубликован в журнале "Поморская столица" (N10 за 2017 год).

Алексей Сухановский, руководитель поисковой группы
"Третий фронт". Архангельск

Прорубь в крови.

Англичане тут всегда были "боссами". Собственно, они и были нашими начальниками, а я мог их только ненавидеть. Чертовым английским офицерам как-то потребовался отряд из американских солдат. Старшина нашей роты G пришел и сказал: "Джон, ты и твоя команда нужны для маленькой работы". После этого мы последовали за двумя английскими офицерами в ночь вдоль по деревне. Мы ввосьмером подошли к одному дому, указанному англичанами: "Оцепите здание и смотрите, чтобы из него никто не убежал". Ага, ладно!

Во всех деревнях там не было ни одной двери с замками. Все всегда было открыто. В любой дом можно было зайти свободно даже в темноте. Вся семья, как положено, находилась в постели. И тут началось! Папа плачет, дедушка плачет, бабушка плачет, дети плачут. Англичанам был нужен глава семьи, которого они считали большевиком. Арестованному велели одеться. Тут его жена бросилась в ноги офицерам, трясла деньгами, умоляя, брякала жалкими монетами. Все плакали еще пуще - рев стоял несусветный. Мы вывели арестованного из его дома...

Я рассказал Биллу Вандерволлу о нашей ночной работе и спросил его: "Что там было дальше? Его посадили в тюрьму как большевика или еще что?" Бил ответил: "Этого мужика отвели к деревенской проруби, где все берут воду и полощут белье. Там его кололи штыками до тех пор, пока он, израненный, не упал в воду и не скрылся подо льдом".

Я видел, как утром к той же окровавленной проруби с лошадьми и санями шли женщины, чтобы набрать воды в бочки и деревянные ведра.

Вы можете себе это представить?!»

 Алексей Сухановский (руководитель поисковой группы "Третий фронт", Архангельск).

«РУССКАЯ СЕДИНА ДЖОНА ТУРНМАНА» 

В 2014 году в издательстве "Новое литературное обозрение" вышел объемный (более 1000 страниц!) том, составленный М. Мельниченко "Советский анекдот (Указатель сюжетов)". Значительное место в нем занимают впервые опубликованные анекдоты первых лет советской власти, когда государство "сквозь пальцы смотрело на стремительное развитие анекдотической традиции - допускалось даже издание сборников анекдотов".

Вот некоторые из них

• Вопрос на "чистке": "Были ли колебания в проведении генеральной линии партии?" Ответ: "Колебался вместе с линией". (1920-е).
•  Благоразумный патриот: "Ура! Наши взяли город!" - "Кого ты называешь нашими?" - "Кто взял, тот и наш". (1918-1921).
•  "Что это значит: Коля стоит на стуле и три часа болтает, а Маша сидит перед ним и спит?" - "А это, папочка, мы играем в общее собрание". (1927).
• Конферансье: "Даю занавес!" Нэпман: "Почем аршин?" (1928).
• И чего это, Иван Степанович, до сих пор не переименуют белые ночи? (1927).

 "КОЛЕБАЛСЯ ВМЕСТЕ С ГЕНЕРАЛЬНОЙ ЛИНИЕЙ..."

"Родина" подробно рассказывала о том, как сложились судьбы юношей первого, пушкинского выпуска Лицея (N 7 за 2017 год). После июльской публикации в адрес редакции пришло письмо сотрудницы лицейского музея. Светлана Васильевна Павлова напомнила нам о еще одной 100-летней дате - куда более трагической.

Мальчишек 1917 года Лицей выпустил в революцию...

Последний лицейский, 73-й по счету курс, как и все предыдущие, не был обделен талантами. Свой поэт Влас Данилов, уже в годы ученичества выпустивший два сборника стихотворений. Свои драматурги, сочинявшие пьесы для лицейского театра, и артисты. Свой музыкант - Василий Рахманинов, родственник знаменитого композитора, совмещал учебу с занятиями в консерватории...

Все они с надеждой смотрели в будущее. Но страну уже накрыло холодной метелью Февральской революции.

Со второй половины марта прерванные в лицее занятия возобновились. К концу апреля выпускной класс сдал почти все экзамены, но в здании Лицея уже разместился госпиталь, а в актовом зале, помнившем Пушкина, проходили публичные митинги. Скромную церемонию прощания с выпускниками перенесли в помещение первого класса, чтобы не привлекать внимания. Но вышло наоборот - было тесно и очень шумно. Курсовой воспитатель А. Э. Шольц запишет в своем дневнике: "Когда они прощались со мной, и мой любимец Дьяков обратился ко мне с прощальной задушевной речью, я чуть не разревелся навзрыд. Сам ответил моим милым друзьям ...скверно и до обидного плохо. Ужасно мне тяжело с ними расставаться...

Вечером после молитвы разбили колокол. Этот старинный обряд, на который они пригласили и меня, произвел тяжелое впечатление".