Материалы

Журнальный столик. Апрель 2018. Gala Биография

Подробности

Создано 25.04.2018 14:02

Просмотров: 3899

«Комедия, – говорил Юрий Никулин, – это наше все». Под «нашим всем» Юрий Владимирович имел в виду не российское, а общечеловеческое. Человек, как выяснили европейские просветители еще в XVII веке, отличается от всех других созданий только способностью смеяться. Смешно, но мы об этом все время забываем.

    Этот актер почти всегда играл в эпизодах, причем отрицательных героев - тунеядцев, пьяниц и шпионов. Что не мешало зрителям любить его нежно и восторженно, хотя эта поистине всенародная любовь не спасла Сергея Филиппова от одиночества.

         С недавнего времени существует версия, что Филиппов с его длин­ным породистым лицом - пото­мок немецких аристократов ба­ронов Филиппи. Весьма сомнительно, ко­нечно, но отца артиста, слесаря Николая Филиппова, в родном Саратове и правда звали «фон-бароном». Все потому, что он повышал квалификацию в Германии, выучил там язык и по возвращении, «при­няв на грудь», любил распевать немецкие песни. Хорошо пела и его молодая жена, хохотушка Дуня. Немудрено, что их родив­шийся в 1912 году сын Сергей унаследовал артистический талант родителей, а заодно отцовский суровый нрав и его склонность к зеленому змию.

        Уже в начале жизни будущему актеру дове­лось хлебнуть житейских неурядиц. С на­чалом Первой мировой войны его отец ушел добровольцем на фронт, да там и сги­нул. Воспитанием мальчика занялся брат матери, литейщик дядя Саша. Этот здо­ровенный мужлан сентиментально лю­бил живность и зимними ночами отогре­вал у себя под боком то котят, то цыплят. Зато на племянника, спавшего в холодном закутке, так и сыпались подзатыльники. Хорошо, что скоро непрошеный воспита­тель, записавшись в партию, отправился воевать с белыми. Сережа, предоставлен­ный сам себе, как мог боролся с охватив­шим Поволжье голодом. Они с друзьями то ловили воробьев и жарили их на костре, то крали арбузы с плывущих из Астраха­ни барж. В семь лет мальчик пошел в шко­лу, но доучился только до четвертого клас­са - как-то на уроке химии (у него было два любимых предмета - химия и литература) смешал все найденные в шкафу реактивы, и здание заполнилось ядовитым газом. Уроки были сорваны, виновника исклю­чили. Расстроенная мать отдала его в уче­ники к немцу-краснодеревщику, но столяре из Филиппова не вышло - так же как сле­саря, булочника и садовника.

       Свое истинное призвание он открыл слу­чайно. Позже вспоминал: «Шли мы как-то с другом мимо клуба. В окне увидели дев­чонок в коротеньких юбках. Ногами что-то выделывали, какие-то кренделя. Ноги понравились. И решил я, что это мое при­звание - ноги. Мы заглянули в эту комна­ту. На двери была табличка «Хореографи­ческий кружок». Мы понятия не имели, что значит «хореографический», от слова «харя», что ли, но оказалось - нет. Тут за­нимались танцами. Поскольку мальчишек почти не было, преподавательница с удо­вольствием записала нас в кружок. Мой приятель скоро бросил занятия, а мне очень понравилось. Это была моя путевка в жизнь. Танец дал мне возможность покинуть отчий дом. С легким сердцем я поехал в Москву учиться».

Зоя Игумнова, Вадим Эрлихман

«НЕЛЮДИМЫЙ ЛЮБИМЕЦ ПУБЛИКИ»

   Когда после долгих мытарств Савелий Крамаров эмигрировал из СССР, кто-то пустил шутку: «Ну вот, началась утечка мозгов...» Ирония была в том, что за популярным киноартистом прочно закрепилось амплуа, мягко говоря, простофили. Крамаров был в нем настолько органичен, что зрители полагали, что и сам актер, вероятно, недалеко ушел от своих персонажей.

      Савелий должен был стать юрис­том, как отец. Виктор Савельевич Крамаров, родившийся в 1900 го­ду в городе Черкассы Киевской губернии, окончил в 1924 году юриди­ческий факультет университета в Киеве. Несколько лет работал там в прокурату­ре, а в 1928 году был переведен в Москву, в коллегию защитников при Мособлсуде, где занимался адвокатской практикой, и быстро стал весьма популярным в сто­лице адвокатом. Когда он женился на Бе­недикте Соломоновне Волчек, которую все звали Бася, и в 1930 году у них родилась дочь Таня, семье адвоката дали, как тог­да говорили, «жилплощадь» - комнату в коммунальной квартире. В этой ком­нате на 2-й Мещанской улице 13 октября 1934 года появился на свет их второй ре­бенок, сын Савелий.

      Виктор Савельевич, чтобы прокормить семью, перешел на работу юрисконсуль­том, но от адвокатской практики не отка­зывался. За что и поплатился - решился защищать одного героя Гражданской вой­ны, объявленного врагом народа. Савелию было всего 4 года, но он хорошо запомнил, как в их крохотной комнатке появились люди в фуражках, да так много, что поня­тым - соседям по квартире - пришлось тес­ниться за порогом. Стояли они безмолвно, не выражая ни злорадства, ни сочувствия. Подписывали, не глядя, протягиваемые и бумаги - протоколы обыска. 26 мая 1938 года Особым совещанием при НКВД Виктор Крамаров был осужден к восьми годам лагерей по печал известной 58-й статье Уголовного кодекс РСФСР - за контрреволюционное преступление. Не принято тогда было защищать тех, кого объявляли врагами народа. Наказание отбывал в лагерях Дальстроя. По отбытии срока Крамаров-старший проживал в городе Бийске Алтайского края, работал юрисконсультом в конторе по заготовке зерна. В Москву он не имел права возвращаться и семью свою боль­ше не видел, хотя, по одной из семейных легенд, Бася однажды приезжала к нему в лагерь вместе с детьми. Савелий этого не помнил, вспоминал только, что писал отцу письма, рассказывал, чуть привирая, о своих успехах в школе и о том - тут врал безбожно, - что дома все хорошо. Бенедикта, которая как ЧСИР, «член се­мьи изменника родины», вмиг осталась без работы - она была экономистом, - не выжила бы с маленькими детьми, ес­ли бы не помощь близких, и прежде всего брата, Леопольда Соломоновича Волче­ка. Лео с женой Марией первыми из род­ственников появились в разгромленной каморке, положили на уголок стола день­ги - хоть как-то поддержать Васю. А брат помог ей устроиться копировщицей в про­ектный институт, где работал сам. Зарпла­та была крошечной, все понимали - вы­жить на эти копейки невозможно, поэтому между родственниками было составлено расписание - в какой день к кому из них приходить детям Баси обедать. Если к это­му добавить, что вскоре началась война, то можно представить, в какой нищете и отчаянии, несмотря на помощь родных людей, жили Крамаровы. 

     Среди одноклассников Савелия и друзей по двору таких, как он, оставшихся без отцов, было много. Но даже они считали его чужим. Еврей. Рыжий. И еще у него был врожденный дефект глаза, толщинка какая-то неправильная на веке. Глаз ко­сил. Понятно, приятели сразу же окрести­ли парня - Косой. Когда Сава слышал это обращение, он белел и бросался на обидчи­ка или на обидчиков - число не имело зна­чения. Во дворе за ним закрепилась слава хулигана, в школе - клоуна. Поставить по­стоянно шкодившего парня в угол? Он там такие рожи строил - класс умирал от смеха. Выгнать с урока? Его вообще тогда не най­ти - сбежит из школы. В старших классах на него просто махнули рукой - не нашлось преподавателя, сумевшего подобрать к не­му ключик. Единственным человеком из своего детства и юности, кого он вспо­минал с благодарностью, была соседка тетя Дуся. Родом она была из деревни, в столице очутилась, спасаясь от голода. Но именно она, работавшая билетером в кинотеатре, стала для пацана духов­ным просветителем. Кинотеатры в те го­ды всегда были набиты битком, очере­ди в кассу - сумасшедшие. Билеты хоть и недорогие, но и на них нужны деньги. А тетя Дуся своего соседа пускала так, без билета. Фильмы после войны были в ос­новном «взятые в качестве трофеев при разгроме немецко-фашистских захватчи­ков», как обозначалось в титрах. Но почему-то среди трофеев было не так мно­го немецких фильмов, а в основном аме­риканские, да и вообще лучшие фильмы со всего мира. «Тарзан», например. Четы­ре серии этого фильма в советском прокате растянули на два года. Два года все пацаны СССР, включая и Савелия Крамарова, бол­тались на веревках-тарзанках, развешан­ных по деревьям.

       После войны сестру Таню забрали к себе родственники из Львова - Савелий заболел туберкулезом, и мать опасалась, что дочь тоже заразится. За себя Бася не боялась. Когда ее мужа вновь осудили по старому же делу, и он, потеряв надежду на осво­бождение и встречу с семьей, 28 марта 1951 года покончил с собой в Туруханске, она, похоже, почувствовала, что ей недол­го осталось.

    Через пару месяцев после смерти отца не стало и мамы Баси. Савелия, который сутками не отходил от матери в больнице, выгнали из палаты, чтобы он хоть немно­го выспался. Пришел на следущий день -сказали: сердце не выдержало. Обыч­ный диагноз много страдавшего челове­ка. Савелию было 16 лет, когда он остался один. Чтобы как-то продержаться, разде­лил свою комнатку в коммуналке ширмой и сдал угол какому-то приезжему. Время подходило к окончанию школы. Хоть учеба и шла через пень колоду, ли­шить сироту аттестата у преподавателей не хватило сил. А аттестат - это возмож­ность поступить в институт. Он мечтал стать юристом, как отец, хо­тел доказать, что тот ни в чем не виновен. Родственники от­советовали. Хотя какая-то сер­добольная женщина в паспорт­ном столе, не спрашивая у Саве­лия разрешения, вписала в его первом паспорте в графу наци­ональность «русский», но как у сына «врага народа» шансов поступить на юридический фа­культет у него не было. Лесотехнический институт родственникам Савы показался и привлекательным, и доступным. Решаю­щим аргументом стало: «Лесной воздух по­лезен для легких». Для легких - возмож­но, но для души... Сава потом хвалился, что за время учебы не раскрыл ни одно­го учебника. Да и на занятия ходил ред­ко. Болтался по улицам, дышал свежим воздухом.

       Во время одной из таких прогулок Сава увидел толпу, собравшуюся у ограждения, милицию. Решил, вспоминал он, что ко­го-то сбила машина. «Не по-настоящему, - пояснила старуха. - Кино снимают». Сава так и застыл с раскрытым ртом у веревки, отгораживающей съемочную площадку, на которой машина уже в десятый раз яко­бы наезжала на женщину. Режиссер, уви­дев изумленного Саву, тут же предложил ему сыграть в массовке. Нужно было изо­бразить испуг. Тот сказал, что он, конечно, может испугаться, если будет чего. И когда на него в первый раз в жизни «наехала» ка­мера, он действительно испугался. Сняли один дубль, Сава снова ушел «в народ», так и не успев стереть с лица изумление, пото­му что к нему тут же подбежал человек, по­просил расписаться на листке и вручил три рубля. Получалось, что служить искусству ничуть не хуже, чем дышать свежим возду­хом в сосновом бору. Польза, по крайней мере, не меньшая.

Лев Шерстенников 

«ВЕСЕЛИТЬСЯ И ДЕЛАТЬ ДОБРОЕ»

       Анна Ардова не могла не стать актрисой. Ее бабушка служила во МХАТе, дед был известным писателем-сатириком. Мама - актриса ТЮЗа, папа - режиссер, дядя - Алексей Баталов, отчим - Игорь Старыгин. «Однако никто не ходил, не обивал за меня пороги институтов и театров, - говорит актриса. - Поэтому я и ценю то, что имею сейчас».

       С Анной Ардовой мы встретились после спектакля. Зашли в кафе. Официанты при виде актрисы расплылись в улыбке, проводили к лучшему столику и принесли вазы под цветы. «Я сегодня настоящая звезда», - по­шутила Анна, кивая на букеты от поклон­ников. Она из тех людей, кто с первых же минут располагает к себе: ни малейшего намека на звездность и капризность. Хо­тя, казалось бы, с такой родословной могла себе позволить и то и другое.

- Анна, в вашей семье есть традиции, которые передаются из поколения в по­коление?

- У бабушки, известной мхатовской актри­сы Нины Антоновны Ольшевской, и де­душки, писателя-сатирика Виктора Ефи­мовича Ардова, всегда был гостеприимный дом. Я стараюсь, чтобы мой дом был таким же. Люблю накрывать стол, готовить, уго­щать. Это такой кайф, когда говорят: «Ой, как вкусно!» Моя самооцен­ка сразу подскакивает. (Улы­бается.) Еще, сколько себя помню, мы всегда празднова­ли Пасху. Это мой любимый праздник. Когда была ма­ленькая, мы ходили на крест­ный ход, который начинался перед большой службой, бли­же к полуночи. Все кричали: «Христос воскресе!» А мы от­вечали: «Воистину воскресе!» Это безумно захватывало: свечи, колокола, крики... Ощущение, что ты летишь. Потом возвращались домой, бесились, насколько нас хватало, ели яйца, куличи, бабушкину пасху. Бабушка делала ее заварной, из творога. Пасху я до сих пор готовлю по бабушкиному рецепту.

- Гордитесь своими корнями?

- Не просто горжусь - равняюсь. Призна­юсь: я человек с пониженной самооцен­кой и постоянно борюсь за ее повышение. Когда у меня случаются какие-то прова­лы, неудачи, появляются обиды, я посто­янно вспоминаю бабушку, деда, и пони­маю, что не имею права быть недостой­ной их. Не имею права бездействовать и предаваться унынию. Однажды мы с ма­мой ходили на выставку художника-аван­гардиста Владимира Татлина. Смотрели «Ну Татлин и Татлин, ну клевый...» И вдрг видим на стене фотографию деда, какие-то записи. Я говорю маме: «Удивительна вещь - дед и бабка были талантливые люди. Но, по большому счету, они реализовались не в профессии, а просто как хорошие люди и настоящие друзья».

       И это удивительно. Мои предки служили добру. Мне это придает сил, я этим горжусь, все время на них равняясь. Да мне бы хоть чуть-чуть дорасти до своей бабки! Я часто задумываюсь, в какое время они жили, сколько им довелось пережить. Но при этом они оставались людьми, у них хватало сил любить, дружить, творить.

Интервью брал Денис Аверкин

«Я ЖИЗНЬ ЛЮБЛЮ»

       Екатерина Варнава, звезда Comech Woman на ТНТ, - девушка очень открытая во всем, что не касается ее личной жизни. Здесь - табу, и так было всегда. Пока мы не встретились в кафе втроем - с Катей и ее молодым человеком Константином Мякиньковым, профессиональным танцовщиком, чтобы поговорить о любви.

- Я с детства занималась бальными танцами, за­нималась профессионально, и, естествен­но, когда все усиленно учились в школах, я проживала другую жизнь - в танцах. У меня всегда были определенные лидер­ские способности, я четко понимала, что это мое будущее: когда закончу школу, бу­ду преподавать бальные танцы. Сомнений никаких не было. В шестнадцать лет поли­стала книжечку о вузах, нашла Институт культуры, факультет хореографии, и ду­маю: «Ну вот, когда, если не сейчас?» Взя­ла свою подругу, и мы с ней поехали - дело было зимой, холод адский! - в Химки, где находится институт. Добрались туда часам к восьми вечера. Говорю: «Здравствуйте, меня зовут Екатерина Варнава, мне нужно поговорить с деканом». Человек в деканате снимает очки, смотрит на меня вниматель­но: «А по какому вопросу вы пришли?» - «Ну по какому вопросу - по вопросу посту­пления». - «А у вас документы есть? Что вы заканчивали? В каком колледже учились?» Я говорю: «Нет, с собой ничего нет». - «Ну тогда собирайте документы и прихо­дите». А у меня вообще никаких докумен­тов не было, и я поняла, что с Институтом культуры ничего не получится...

       И поступила в Ин­ститут стали и сплавов. Дело в том, что у меня родители ра­ботали на заводе стали и сплавов. Мама в здравпункте была главврачом, папа - в охране труда, он у меня бывший воен­ный. На этом заводе вообще был мой пер­вый заработок, я там стала учеником делопроизводителя. От завода мы ездили в лагерь «Геолог», там прошло мое детство. Естественно, у завода была непосредствен­ная связь с Институтом стали и сплавов. Только-только там открыли гуманитар­ный факультет, специальность «юриспру­денция», и я сказала: «Ну все, сам бог ве­лел». На третьем курсе учеба в институте уже стала мне неинтересна, и я поняла, что надо параллельно еще чем-то заниматься. Понятно, спас институтский КВН, а даль­ше все, как говорится, пошло по накатан­ной.

Беседовал Вадим Верник.

«МЫ УМЕЕМ СМЕЯТЬСЯ НАД СОБОЙ»